Кое-что об образовании

В последнее время получил распространение тезис о построении каждым студентом собственной образовательной траектории. Однако выбор траектории – это не только возможность, но и право, если оно обосновано. Поясню сказанное. В советские времена можно было сколь угодно сильно «хотеть» построить образовательную траекторию физика-теоретика, даже участвуя в семинарах Льва Ландау, но для этого нужно было ещё обладать высоким интеллектом и определенной базовой подготовкой, уровень которой определялся «Теоретическим минимумом», состоящим из 11 экзаменов по основным разделам математики и теоретической физики. Сдавать эти экзамены могли все желающие, причем в произвольном порядке, но сдать теорминимум при жизни академика смогли только около 40 человек. Вот как обстоит дело с правом и возможностью, если об этом говорить серьёзно.

Кстати, даже в тех университетах, где утверждается о возможности построения собственных образовательных траекторий, известны случаи, когда администраторы не хотят даже обсуждать со студентом его переход из одного потока в другой на одном и том же курсе одной и той же образовательной программы, так как, по их мнению, программы на этих потоках одинаковы, в то время как желающий перейти считает, что преподавание в потоках ведется иначе, а, самое главное, уровень обучающихся разный.

В рамках образовательной траектории студент изучает предметы softskills (по моему мнению, их должны преподавать не только профессионалы в этой области, но все те, кто связал свою жизнь с университетом и сделал это не от безысходности) и hard skills, но писать по-русски его никто не учит. Поэтому даже у граждан России в подготовленных к защите кандидатских диссертациях часто можно прочесть всякую ерунду. А ещё бывает, что в названии диссертации встречается какой-либо термин, но увидеть его снова в цели, в задачах и в выводах не удаётся. И не надо говорить, что это мелочь, надо помнить слова Гаспара Монжа: «Люди, далёкие он науки, должны быть далеки от неё».

В диссертации всё это бывает можно как-то «вычистить», но потом кто будет «чистить» их тексты, или предполагается, что они в дальнейшем будут писать не по-русски, а сначала по-английски, а потом по-китайски? Но и китайский они почему-то ещё не учат. Решить указанную проблему очень сложно и дорого – это примерно тоже самое, что обеспечить всем начинающим программистам ревью кода, что считается лучшим подходом, к тому, чтобы программы не содержали каких-либо «перлов», написанных якобы по-русски. Этой проблеме много лет, но она всё ещё требует решения. По этому поводу приведу письмо нашего выпускника Димы Кочелаева: «Регулярно вспоминаю вычитывания курсовой, а потом бакалаврской и магистерской работ. Это точно входит в Топ 5 самых полезных вещей за время моего обучения – спасибо Вам большое».

Вопрос о знании русского языка является только одной из составляющих общей культуры молодёжи. Об этом, в частности, сказано в моём тексте «Откуда надо поднимать культуру». Есть предположение, что её следует поднимать примерно с того уровня, на котором проживают черепашки Ниндзя, а это канализация Нью-Йорка. А ещё советую спросить молодых людей, начиная с шести лет, кто такие Леонардо, Рафаэль, Донателло и Микеланджело. Уверен, что во многих случаях вы очень-преочень удивитесь услышанному!

А вот мнение других людей по этому поводу. Народный учитель России Сергей Рукшин «сегодня обнаружил, что ни один студент не знает, что такое «Кола Брюньон». Удивил – у меня студенты, как описано выше, и попроще «задачку» решить не могут! Журналист Наталья Михальченко написала: «В эколого-биологическом центре на Крестовском есть педагог, который 25 лет подряд дает студентам один и тот же тест и, с каждым годом результаты всё хуже». В заключение приведу высказывание Андрона Кончаловского: «Сейчас такое время, что у многих молодых людей слово «Моцарт» ассоциируется с венскими шоколадными конфетами». Что тут скажешь? Вроде бы по этому поводу всё сказал…

Однако, это на самом деле обстоит не совсем так. Например, встреча Дмитрия Быкова со школьниками показала, что практически все сидящие в зале прочли все семь (!) книг о Гарри Поттере и знают в них все подробности, и это при том, что многие, и я в том числе, говорят, что сегодня дети практически не читают: либо в зале находились особые дети, либо читают, когда хотят. Но многого ли мы добьёмся на этом пути, если даже от этой прекрасной лекции, которую я с удовольствием прослушал здесь, правообладатель оставил только её анонс.

И, наконец, приведу слова Сергея Капицы: «Культуру следует насаждать! Даже силой… Иначе нас всех ждет крах»!

Вопрос выбора собственной образовательной траектории не так однозначен, как может показаться, и не только по указанным выше причинам. Приведу мнение выдающегося математика академика РАН, лауреата Филдсовской премии Сергея Петровича Новикова, сына также выдающегося математика Петра Сергеевича Новикова и крупного математика Людмилы Всеволодовны Келдыш, сестры еще одного выдающегося математика – президента Академии наук СССР Мстислава Всеволодовича Келдыша. Это мнение он изложил в статье «Произошел распад обязательного знания», в которой есть такие слова: «Причина упадка в математике в том, что изменился подход к обучению: к этой науке стали относиться как к гуманитарной. В математике Вы должны выучить определенный набор дисциплин, без которых в этой сфере невозможно работать в принципе. И тем не менее на Западе в какой-то момент пошли по пути подражания гуманитарным наукам – предоставили студентам самим выбирать те или иные курсы. Парадокс!»

Он продолжает. «Гуманитарные науки в целом – это, так сказать, мелкое море: основная трудность – в масштабе. Это море знаний огромное, но ты можешь постигать его по частям, а в математике нужно сразу идти в глубину, здесь другое понятие сложности. Математика построена по принципу пирамиды, где предыдущие этажи являются основой для следующих. Так что упадок нынешнего уровня науки во многом объясняется тем, что произошел распад обязательного знания».

И ещё от Новикова. «Для того, чтобы стать математиком, нужно всерьёз много чего выучить, а нынешнее поколение это не устраивает: наука должна доставлять удовольствие, считают они. Это, без сомнения: должна, но удовольствие не отменяет трудностей. Математику, как и теоретическую физику, учить трудно. Вот это современные учёные делать не хотят».

Мне кажется, что в университетах целесообразно обсудить, по каким образовательным программам допустимы индивидуальные траектории в бакалавриате, а по каким, учитывая мнение академика Новикова, это делать можно только в магистратуре.

В продолжение изложенного приведу мнение член-корреспондента РАН с ВМК МГУ Руслана Смелянского, прозвучавшее 23 октября на онлайн-конференции «IT-образование в современном мире»: «Существуют две модели университетов: «преподавательско-центричная» и «студенто-центричная». У нас – первая, в Америке – вторая. В России строится фундамент знаний, у них – предметы на выбор, так как там студент с деньгами рассматривает университет, как магазин знаний, в котором он сам выбирает курсы при определённой помощи сотрудников вуза.

Всё вроде бы хорошо, но в аспиранты американские профессора часто хотят брать из ведущих российских университетов, так как их выпускники, например, обязательно изучали статистику, а в Америке многие её не брали, а она для научной работы часто требуется. Методически преподавание в лучших российских вузах существенно отличается от принятого в Америке, так как наше образование формирует у студентов единую математическую картину мира, а у них – лишь отдельные её фрагменты.

«Человек должен определить свое место в пространстве знаний. Это может позволить ему понять, какие зияющие пустоты он оставляет, выбирая для себя «интересное» (Анатолий Шперх, педагог). Это, как в автоматном управлении – сначала надо определить в какой точке пространства состояний процесс находится, и только потом, в зависимости от значений входов, действовать.

А тем временем в большинстве университетов Великобритании образование деградирует – они превращаются в фабрики, обслуживающие студентов, в которых «баре» часто недовольны, когда им за деньги родителей ставят не те оценки, на которые они рассчитывали. Этому посвящено видео «Деградация образования – работа в университете Великобритании». Деградация началась, когда университеты стали повышать свою «эффективность» за счёт сокращения преподавателей и вспомогательного персонала. Это привело к тому, что вместо того, чтобы планомерно готовить курс, по которому человек, например, защищал диссертацию, и совершенствовать его год от года, администрация предлагает ему вести по несколько новых курсов, которые он даже раньше не изучал, а на следующий год просят преподавать новые курсы. Ходит легенда, что такая доля не обошла и великого Стивена Хокинга! Но потом случилась и совсем фатальная вещь – были введены рейтинги университетов, составляемые по оценке… студентов!

После этого университеты стали рассматриваться как предоставляющие услуги наравне с гостиницами, ресторанами и парикмахерскими, а преподаватели – как обслуживающий персонал. Вот ещё одно мнение по этому вопросу: «У студентов в Великобритании немного другое отношение к учёбе, чем в России. У нас до сих пор в университет идут, потому что так принято или чтобы откосить от армии – такая немножко обязаловка. Здесь же обучение чаще всего сто́ит больших денег, и относятся к этому как к получению услуги. Я бы не сказал, что это сильно сказывается на заинтересованности студентов, но при этом отношение всё-таки другое. Просто два разных подхода к мотивации: в России – это отчисление, здесь – цена за учёбу».

При этом, как и везде, в университетах, естественно, нельзя оскорблять чувства верующих – по умолчанию считается, что можно оскорблять чувства только неверующих. Но это далеко не всё, что может обидеть студентов. Раньше говорили, что «художника может обидеть каждый», а теперь – «студента может обидеть каждый». Но если художников обижать относительно безопасно, то этого нельзя сказать о студентах – вспомним студенческие протесты по всему миру в 1968 году.

Боязнь «обидеть» студента стала характерной для многих американских университетов, в которых профессора стали бояться читать «нормальные» курсы, так как могут обидеть или даже оскорбить студентов сложностью преподаваемого, а это может быть чревато для профессоров. Кроме того, преподаватели стали бояться быть обвинёнными в харассменте, оскорблении не только религиозных, но и расовых особенностей обучающихся и сотрудников университетов. Это стало отражаться на приёме на учёбу и работу, когда берут не лучших, а людей, удовлетворяющих определённым критериям, что практически аналогично тому, что в Нью-Йорке запретили слепые прослушивания в оркестрах, которые 50 лет назад ввели именно для обеспечения равноправия. Оно получилось, но это оказалось равноправием талантов, а сейчас требуется другое…

Если ещё недавно на американские университеты хотелось равняться, то теперь многие в Америке считают, что идеология сегодняшней «социалистической революции» во многом формируется университетскими профессорами и их учениками. Среди них имеется большое число левых профессоров, которые, будучи студентами, уже были левыми, так как студенты левые в той или иной мере всегда, а во-вторых, начиная с 2006 года, появились их особая заинтересованность и гигантская востребованность, так как перед огромным числом молодых людей открылись фантастические возможности для поступления в университеты по кредитам от государства, обернувшиеся тем, что они часто либо выбирали профессии, для которых нет рынка, либо из-за своих способностей, отношения к учёбе и качества образования не могут найти работу, которая позволяет им справиться с большущим долгом по кредиту. После этого они начинают искать виноватых, предлагают всё раздать и поделить и двигаются по пути российских разночинцев, которые образование-то получали, но из-за сословных преград не могли подняться вверх по карьерной лестнице, и поэтому шли… в революцию. При этом в последнее время борьба за «справедливость» начиналась, например, с побед над памятниками Христофору Колумбу и Джорджу Вашингтону, а также над «Унесёнными ветром». Это, как и коронавирус, легко преодолевает океан, и в Англии защищать приходится уже скульптуры Уинстона Черчилля и адмирала Нельсона.

Хочется спросить тех, кто сносил памятник Вашингтону, отказались ли они при этом от однодолларовых банкнот с его изображением? Или «деньги не пахнут»? Потом чем-то провинился отменивший в Америке рабство Авраам Линкольн, и его скульптуру тоже снесли. Конечно, для многих купюра в пять долларов с его изображением – это тоже не деньги. Ну, ладно от одно- и пятидолларовых купюр можно и отказаться, но когда «народ» попытался снести конную статую Эндрю Джексона, его остановили, так как двадцать долларов — это вам не доллар, и даже не пять. О том, что Бенджамин Франклин тоже владел рабами, революционеры, видимо, решили забыть – не отказываться же от стодолларовых купюр, правда?

В заключение этого сюжета хочется задать известный вопрос: «А зачем стулья ломать?», т.е. памятники, скульптуры и статуи, когда значительно проще было бы сжигать указанные выше купюры (это ведь не флаг, и за это не наказывают), и чем больше злость протестующих, тем больше денег сжигать, причем своих – личных! Ан нет – они, конечно, разгневаны и безумны, но, не до такой степени, чтобы поступать так! Следовательно, всё это очень напоминает представление в дурном цирке, в котором не дай Бог оказаться!

А тут ещё и развернувшаяся травля китайских ученых в Америке, а также заметно улучшившиеся условия для научной деятельности в самом Китае. Это привело к тому, что американские вузы и компании заметно утратили для них привлекательность: за девять месяцев 2020 году домой вернулось на 70% специалистов больше, чем в предыдущем. Китай все сильнее спорит с США за то, чтобы самой стать центром притяжения для мозгов.

В общем, равняться на западные вузы в последнее время мне как-то не хочется, а на китайские ещё рано, но и потом вряд ли захочется.

Но было бы неправильным считать, что Америка влияет только на Англию и наоборот – это всё проникает и к нам, и первый предвестник этого – использование термина «услуга» применительно к университетам. Причём у нас это часто происходит в особо изощрённой форме, когда некоторые считают даже бюджетное образование услугой. Вот моё мнение по этому поводу: недавно я понял, чем университеты отличаются от парикмахерских – никогда не слышал, чтобы клиенты парикмахерских, в отличие от выпускников университетов, называли их Alma-mater. Больше про это ничего пояснять не буду, и не потому, что нечего сказать.

Первый проректор НИУ ВШЭ Вадим Радаев на круглом столе «Как преподавать новым поколениям студентов?», который прошёл в Европейском университете в Санкт-Петербурге, отметил: «Cтуденты все активнее борются за свои права – например, оспаривают свои оценки». Это оспаривание происходит в разных формах – вплоть до уголовных. Например, известно, что несколько лет назад студент зверски избил почтенного преподавателя ЛЭТИ во время экзамена по программированию прямо на его рабочем месте. При этом важно то, что при обсуждении этого инцидента на портале «Фонтанка.ру» многие считали, что виноват преподаватель, так как студент предлагал ему мирно решить вопрос, в том числе и с помощью денег!

А вот что ещё сказал Радаев: «Студенты все больше требуют прикладных навыков. Работодатели подогревают это стремление. Нарастает давление, направленное на дезавуирование общих теоретических дисциплин». Это приводит к тому, что нам, в частности, пришлось перевести в факультатив такой предмет как «Функциональный анализ», в то время как люди с серьёзным математическим образованием не понимают, как образование без этого предмета считать серьёзным. Мы по этому поводу написали две статьи «Зачем нужен функциональный анализ будущим специалистам по прикладной математике и информатике» и «Мысли, навеянные статьей об изучении функционального анализа будущими специалистами по прикладной математике и информатике». Как ни странно, эти статьи имели тысячи просмотров. Теперь многим студентам стало сложно учить «Математическую логику», и она встает в очередь на перевод в факультатив. Интересно, какой предмет студенты «вытеснят» следующим?

При этом отмечу, что наш выдающийся выпускник Максим Буздалов (кстати, чемпион мира по спортивному программированию 2009 года), который родом из Ульяновска, мне как-то сказал: «Я никогда не стеснялся, что закончил Университет ИТМО, так как нам читали функциональный анализ и теорию комплексной переменной», а другой наш сотрудник то ли в шутку, то ли всерьёз заметил: «Если человек не изучал функан, то о чем с ним можно разговаривать». Помните это.

А ещё помните, что предназначение математики со времен Ломоносова не изменилось и никогда не изменится: «Математику люди учат, чтобы ум в порядок приводить!», но это требуется далеко не всегда. Многим значительно ближе другое положение дел: «Каша в голове – пища для ума».

«Сейчас побеждает простота в самом примитивном значении этого слова» (Ирина Ясина). Тенденция к отказу от сложности характерна сегодня для всего мира, поэтому его, бывает, называют и так: «мир ликующей простоты и гопоты!».

В некоторых IT-вузах для снижения указанного давления стали применять модель перевёрнутого образования, при которой на первых двух курсах преподают практические и технологические курсы, а фундаментальные предметы растягивают на всё время обучения. Что при этом может получиться? Так как образовательная пирамида строится не с основания, а с вершины, то она «упадёт», а «фараоны», похороненные в ней, выскажут своё недовольство.

Следует обратить внимание и на слова Александра Омельченко из Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге, который утверждает, что «не случайно считается, что 17-21 год – это как раз то время, когда лучше всего постигается всё новое, и если это время опустить, то мозги «костенеют», появляются житейские проблемы и становится не до учёбы. Поэтому студенты, которые начинают работать со второго курса, сначала резко опережают тех, кто только учился в хорошем вузе, а потом последние, как и положено, становятся первыми».

Необходимо внедрить в понимание каждого студента, что если учиться легко, то это значит, что либо он очень способный, либо его ничему не учат. «Проблема мотивации студентов – это формирование привычки трудиться в области добычи знаний. У многих студентов складывается мнение, что они при необходимости смогут глубоко изучить предмет, а сейчас нет смысла напрягаться и запоминать что-либо, так как Интернет всегда под рукой. Однако обычно к этому предмету они больше не возвращаются, а при отсутствии указанной выше привычки трудиться такая ситуация может сложиться по многим предметам. Если у студента не требовать чего-либо добиться, то он этого и не добивается» (Андрей Филиппович, Московский Политех). Представьте, к чему это может привести, если студент собирается стать, например, хирургом. Да и практически для всех других специальностей такой подход также губителен.

К чему могут привести индивидуальные траектории и указанное «давление» студентов, рассказал ректор «Сколтеха» академик РАН Александр Кулешов: «При бесплатном образовании далеко не всегда удается внедрить технологии обучения, используемые в ведущих зарубежных вузах. Нам удалось привлечь в Сколтех очень квалифицированных специалистов с Запада. Мы решили выпускать по 100 человек в год, но в России своя специфика. Хотели быть маленькой копией MIT. Лучшие мировые практики собирались внедрять без изменения на нашей почве, но опыт показал, что это не так просто. Вскрылась одна забавная проблема. В США, в том числе в MIT, студент сам выбирает, чему ему учиться, из собственных соображений. Ту же систему перенесли на российскую почву, а она здесь работать не стала. Почему? На этот счет есть теория. Годовой курс в MIT, одном из лучших вузов мира, стоит 50 тысяч долларов. Иногда их вносят родители студента, иногда футбольная команда, иногда сам MIT платит за обучение, но это всегда живые деньги, и у обучающегося этот факт прошит в мозгах. За него платят, и это его единственный шанс в жизни. Поэтому он рвет знания «челюстями», а наши студенты учатся бесплатно, да ещё и получают стипендию. И предметы они выбирают, какие попроще. Так что американскую систему обучения нам в России пришлось менять».

К чему молодёжи стремиться? Если с выбором образовательной траектории, как указано выше, все не просто, то с выбором траектории жизни дело обстоит ещё сложнее. Очень важно, чтобы молодые люди знали истории не только «забугорного» успеха, но и происходящие рядом с ними. Одна из таких историй происходит у меня на глазах в Университете ИТМО, в рамках которой наглядно и близко видно, что могут за короткое время создать пассионарные люди. Таким примером несомненно являются братья Александр и Владимир Виноградовы, которые за несколько лет (они начали в 2014 году) на пустом для Университета ИТМО месте создали, вернувшись из-за границы, химико-биологический кластер мирового уровня, для которого нужны были далеко не только компьютеры!

Особое восхищение и удивление вызывает публикационная активность сотрудников и обучающихся их кластера, которые год назад смогли по этому показателю опередить все университеты России, в том числе и те, в которых химические факультеты существуют давным-давно: Университет ИТМО занял по публикациям первое место в стране по… химии, обогнав, в частности, МГУ, НГУ, СПбГУ. В комментариях к «Предметному рейтингу научной продуктивности вузов – 2019», подготовленному аналитическим центром «Эксперт», сказано: «Областью с атипичным на первый взгляд лидером рейтинга стала химия. Сказать, что первенство здесь Университета ИТМО явилось для нас полной неожиданностью, было бы преувеличением: два предыдущих года вуз стабильно оказывался на подступах к первой тройке, и мы видели, что его показатели непрерывно растут. Ключевым фактором успеха питерского университета стало резкое увеличение масштаба научной деятельности. Если в 2014 году его сотрудники опубликовали лишь 16 статей по химии, то в 2018-м – уже 196, причём существенная их часть была размещена в весьма солидных журналах (Nature Materials, Nature Communications, Nano Letters)».

Итак, студентам Университета ИТМО для того, чтобы познакомиться с историей большого успеха, далеко ходить не надо, так как непосредственно в нашем университете на примере братьев Виноградовых можно понять, что такое пассионарность, однако даже таких пассионарных людей надо мотивировать. Вот что Александр Виноградов написал мне: «После Вашей лекции все просятся на выходных работать», а Владимир Виноградов предложил повторять эти выступления для новых наборов магистрантов. На это я ответил, что новым ребятам можно будет просто показывать запись лекции, но Владимир почему-то с этим не согласился, несмотря на то, что у нас в стране некоторые ещё до пандемии так сильно полюбили дистанционное образование, что сначала даже хотели отказаться от чтения лекций «вживую».

Отмечу, что опытные люди не рекомендуют выходить с разговорами о пассионарности к абитуриентам, так как этим «мы только распугаем молодёжь», которая в подавляющем большинстве хочет работать в крупных IT-компаниях и вести «тихую жизнь» высококвалифицированных специалистов с приличной зарплатой и приятной «окружающей средой», сформированной близкими им по духу людьми «их круга», а вечное пусть создают и несут в мир другие – Джобс, например, а мы будем честным трудом зарабатывать деньги, чтобы иметь возможность поддерживать моду на его действительно классные гаджеты. Вот так!

В последние годы у молодых людей стало снижаться чувство благодарности или признательности за оказанную поддержку до и во время обучения в университете, которое, правда, и раньше у многих было не очень развито. Поэтому я предлагаю, наконец, начать выполнять статью 2 «Закона об образовании в РФ», в соответствии с которой: «Образование – это единый целенаправленный процесс воспитания и обучения». Понятно, что если человека в должной мере не смогли воспитать семья и школа, то это должен попытаться сделать университет.

При этом, по моему мнению, усилия должны быть направлены не на воспитание корпоративных ценностей, а, в первую очередь, на воспитание общечеловеческих ценностей: научить молодых людей быть признательными родителям, своим учителям, родителям, школе, университету, стране, научить хвалить и поздравлять с достижениями и днями рождения, отвечать на письма, реагировать, по крайней мере, на то, что нравится, и многое, многое другое. Для этого не надо создавать никакие бюрократические программы, просто преподаватели должны быть такими, чтобы они были способны использовать важнейший принцип обучения летчиков: «Делай, как я!», а это оказывается не очень просто :-). Отмечу, что Альберт Швейцер говорил: «Личный пример – это не просто главный способ повлиять на других. Это просто единственный способ».

Однако многие студенты имеют другое мнение по этому вопросу: «Никакое воспитание на этапе студенчества нам не нужно. Мы уже взрослые люди и умеем отличать хорошее от плохого. Да, по своим координатам, не таким как у вас, но потому мы и другие люди, чтобы отличаться от вас. Если у нас возникают проблемы с коммуникацией, то это становится нашими проблемами. Не нужно лишний раз нас нагружать морально-нравоучительными лекциями – этого уже было достаточно в нашей жизни».

Всё это было бы правильно, если бы всё было хорошо в этой области, но только часто то студент, то аспирант, а то и молодой преподаватель впадает в депрессию, и это оказывается далеко не самое худшее.

Я, конечно, не психиатр и не психотерапевт, но спокойно выслушивать приведённое выше мнение студентов не могу, и когда знаю о проблеме, стараюсь помочь, и часто сожалею о том, что не знал раньше, что творится в душах даже тех молодых людей, которые меня окружают и с которыми уже много лет знаком, а тем более тех, с кем не знаком, ведь не зря говорят «чужая душа – потемки». «Влезать в душу» человека всегда тяжело. Когда хотя бы знаком с ним, то можно постараться помочь ему, но когда совсем не знаком…

Но «влезать в душу», по моему мнению, надо не только в трагических ситуациях, но и в более простых, определяющих, однако, дальнейшую жизнь молодых людей, например, при отъезде их за границу. И для меня неубедительны слова одного руководителя очень высокого ранга, который однажды сказал: «Ну, уехал миллион человек – ну что делать?», и, видимо, поэтому ничего и не предпринимал. Одним словом (хотя одним словом не получается), непротивление злу по Толстому. Если бы вопрос «что делать?», он задал мне, я бы ответил: «Бороться». Но этот руководитель хорошо живёт и без моих советов.

А дальше такой подход к сохранению человеческого потенциала транслируется в массы, и руководители значительно меньшего ранга в подобных ситуациях говорят тоже самое: «Ну, уезжает – ну что делать?» Естественно, что и они тоже обходятся без моей помощи :-), хотя когда я узнаю о подобном, мне иногда удается эту «безнадёгу» остановить.

При этом я всегда вспоминаю Печорина, который вторгался в жизнь честных контрабандистов, и стараюсь поступать, как герой романа Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи»: «Маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи… А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Я понимаю, что это бред, но это единственное, чем бы я хотел заниматься».

Я стараюсь делать то же самое, в том числе и написанием «Заметок о мотивации». При этом считаю, что спасение от пропасти – это не значит навсегда остаться в Университете ИТМО. Пропасть – это оказаться там, где нельзя полностью реализовать свои возможности, если хотеть их реализовать. В этой ситуации очень важно то, что практически никто из молодых людей сам не просит его спасать, но я не могу спокойно смотреть, как талантливые люди не реализуются в должной мере. Что мне делать в этой ситуации? Смириться, как предлагают студенты, и смотреть, как они «разбиваются»? Не дождутся!

И ещё. Студентам может быть и не нужно, чтобы их в университете воспитывали, но мой опыт показывает, что их мамы, папы, бабушки и дедушки не только не считают это лишним и вредным, но почему-то часто благодарят за это, особенно когда молодые люди живут далеко от дома.

Ещё несколько слов на тему о признательности вузу. Приведу пример. Меня, например, не устраивает такая постановка вопроса, которая описана в этой статье. В ней молодой человек рассказывает о том, что, занимаясь с первого курса научной работой в университете, он за шесть лет обучения имеет 29 публикаций в Scopus, что его выпускная квалификационная работа признана победителем во Всероссийском конкурсе на «Лучшую научно-исследовательскую выпускную квалификационную работу» по одному из направлений подготовки, что на втором курсе магистратуры он работал в лаборатории Федеральной политехнической школы Лозанны, а после этого поступил в аспирантуру Имперского колледжа в Лондоне. В конце статьи молодой человек высказывает уверенность, что те знания и опыт, что он получил в университете, ещё не раз помогут ему в дальнейшей карьере, но не говорит ни слова, что эта карьера как-либо будет связана с Альма-матер!

Бывает, что человек хочет помочь родному университету, но эта помощь, как у нас часто бывает, переходит в свою противоположность, причём, в отличие от диалектики, минуя промежуточные стадии, и в результате получается так, что было бы значительно лучше, если он бы не помогал.

Вот история одного нашего соотечественника, закончившего аспирантуру у нас, и работающего на временных позициях на Западе. На вопрос: «Не подумываете ли Вы вернуться в Россию?», он ответил: «Я не возвращаюсь, потому что это стало бы моим личным поражением – надо попробовать получить постоянную позицию здесь. Кроме того, у меня уже начала складываться жизнь помимо работы. При этом связи с университетом, где был аспирантом, я не теряю – последние четыре года удаленно руководил небольшой группой, с участниками которой мы написали довольно много статей в рамках гранта РФФИ, но сейчас ребята сами уехали работать за границу».

Какой-то перпетуум-мобиле получается: один становится здесь учёным и из страны уезжает, потом он помогает нескольким молодым людям стать учёными, и в результате не только сам не возвращается, но и они уезжают… Даже страшно подумать, что будет, если и они также начнут помогать университету – такая экспонента уехавших получится, что перпетуум-мобиле, как ему и положено, остановится, так как из истории с магараджей и бедняком – изобретателем шахмат известно, что сравнительно быстро «зёрна» в стране закончатся.

С рассмотренным вопросом связан и следующий – отсутствие в университетах эндаументов или денег в них. У нас почему-то считается, что дело их наполнения «дело рук» нескольких богатых выпускников, хотя зарубежный опыт показывает, что выпускники, как и мамы, разные нужны и важны, так как когда тысячи выпускников вносят даже по 50-100 долларов в год, но в течение 30-50 лет, эти ручейки создают море, а в некоторых случаях и океан.

Вот мнение по этому поводу Дэвида Паккарда – одного из основателей компании Hewlett-Packard: «Общественные учреждения дают нравственные ценности, и образование, которое люди получают в школах, университетах, церквях и других подобных учреждениях. Эти вещи очень важны для работы нашей компании. Мы принимаем это, особо не раздумывая. Обдумав более серьёзно, мы поняли, что если бы всего этого не существовало, то наша способность выполнить работу сильно пострадала бы. Следовательно, у нас – и у компании, и у отдельных сотрудников – есть определённые обязанности по поддержке этих учреждений. Компания делает пожертвования во многие организации, и мы будем рады, если наши сотрудники по доброй воле сделают то же самое».

Такой подход привел к тому, что Гарвард имеет эндаумент, располагающий средствами, превышающими финансовые ресурсы большинства корпораций мира. На счетах его фонда в 2014 году находилось свыше 35 миллиардов долларов. В первую тройку входили Йель и Стэнфорд (23 и 21 миллиард соответственно), а по объёму средств, приходящихся на одного студента, лидирует Принстон (2,6 миллиона), далее – Йель (1,95 миллиона) и Гарвард (1,71 миллиона). Отмечу, что дарения выпускников позволили Принстону иметь музей, по именам напоминающий Эрмитаж, а собор, построенный на деньги супругов, окончивших Принстон, ничем не уступает многим соборам мира.

Наличие огромных эндаументов в частных университетах Америки во многом связано с тем, что относительно них никому в голову не придёт, что их достижения связаны с государственным финансированием, и все понимают, что успехи университетов в целом достигаются огромным трудом их коллективов и помощью выпускников.

У нас же даже многие сотрудники считают, что успехи университетов связаны с бюджетным финансированием, не понимая или делая вид, что не понимают того, что даже бюджетные деньги в основном поступают в университет не просто так, а в результате тяжелой борьбы за победы в соответствующих конкурсах. Казалось бы, поинтересуйся как живут коллеги в рядом расположенных университетах, имеющих только бюджетное финансирование за обучающихся, и всё сразу станет понятно, но даже для людей с учеными степенями это часто абсолютно неразрешимая задача.

Мне кажется, что при такой логике, выпускники, которые считают, что они ничем не обязаны университету, должны быть обязаны государству, но и это таким людям не подходит, и они сразу начинают вспоминать о налогах, которые заплатили их родители. Интересно, а за уклонение военнообязанных от службы в армии родители тоже заплатили или ещё нет? В целом мне кажется, что нам не обойтись без предложенного мною социально-ориентированного платного образования, о чем я писал неоднократно: «Свет в конце туннеля», «Куда ж не расплатившись?» и «Так быть не должно».

У меня по рассматриваемому вопросу пока всё.

Об авторе: Анатолий Шалыто, профессор, д.т.н., Университет ИТМО.