Как пишут по-русски документы даже прекрасные IT-мальчики

Об авторе: Анатолий Шалыто, профессор, д.т.н., Университет ИТМО

Я много лет учил студентов третьего курса кафедры «Компьютерные технологии»  Университета ИТМО писать по-русски.

Эти студенты были не простыми, а «золотыми» – практически все закончили лучшие физико-математические школы и лицеи и были призёрами Всероссийских олимпиад по информатике, математике и физике. Именно студенты нашей кафедры стали семикратными чемпионами мира на соревнованиях по программированию ICPC, в которых ежегодно участвуют десятки тысяч команд нескольких тысяч вузов из более чем 100 стран мира.

При этом я не читал лекции по правилам русского языка и не учил писать стихи или прозу, что делают в курсе «Творческое письмо» в некоторых престижных американских вузах. Я учил иначе. Обучение для всех студентов третьего курса, а их было человек 50, проводилось в ходе курсового проекта по автоматному программированию. Особенности этого проекта состояли не только в выбранной парадигме программирования, но, и это самое главное, в разработке проектной документации, оформленной в виде пояснительной записки, написанной по-русски, объёмом от 40 до 200 страниц.

При этом наш декан [д.т.н., профессор] Владимир Глебович Парфёнов считал, что нет большего издевательства над двадцатилетними программистами, чем заставить их грамотно и аккуратно делать то, что они в глаза не видели. А если и видели это, написанное по-английски, то не читали – и не потому, что они не знали языка, а потому, что эту документацию писали программисты, которые на своём языке пишут не лучше, чем наши по-русски. И те, и другие ещё кое-как могли писать разве что 140-символьные твиты, в которых за правилами языка никто не следил. Именно в то время появился «олбанский язык» и не только он.

Моё обучение происходило, естественно, оффлайн и практически индивидуально. Все студенты разбивались по одному или по двое. Каждая встреча с одним или двумя занимала три-четыре часа (!), причём таких встреч тоже было три-четыре. Их общая продолжительность составляла 12-15 часов, а самостоятельная работа после наших встреч, как подсчитали некоторые студенты, достигала 400 часов! После этого появлялась документация, которую не стыдно показывать людям и более чем 20 лет спустя.

Естественно, всё это не помещалось в семестр, на который был рассчитан курсовик, и в конце семестра я всем ставил зачёт, предупреждая, что на защите бакалаврских работ мы ещё встретимся. При этом я рекомендовал не приходить туда без сданного мне курсовика. Все они это восприняли серьёзно, и практически ни одного конфликта у нас не было, правда, моё поведение напоминало человека из анекдота, который на арене цирка выдавил из камня воду, а на вопрос, как он это сделал, гордо ответил: «Я финансовый инспектор!» Так «закалялась сталь», из которой сделаны и я, и наши студенты.

По прошествии многих лет некоторые из выпускников считают, что мой курсовик входил в пятёрку самых нужных им в жизни предметов. Причём часть выпускников утверждает, что они по-русски пишут значительно лучше не только своих коллег, но и подчинённых, которых у большинства немало!

Многих студентов мой курсовик не пугал настолько, чтобы больше не связываться со мной, и они писали под моим руководством бакалаврские работы. При этом всё изложенное выше повторялось, но требовало значительно меньше времени, так как в части написания пояснительной записки они уже были достаточно «учёными».

После этого находились смельчаки, которые в магистратуре в третий раз проходили мою школу, и их работы требовали ещё меньшей правки. Затем наступал момент, ради которого я мучил себя и их – поступление в аспирантуру для создания на кафедре научной лаборатории по Computer Science из наших студентов, аспирантов и выпускников. Эти «герои» в четвёртый раз учились писать по-русски – на этот раз статьи, доклады на конференции и, собственно, саму диссертацию. Конечно, так как они все это делали в первый раз, нам вместе было над чем работать, но всё это было не сравнимо с тем, что мы проходили раньше.

Прошу обратить внимание, что подготовка диссертаций у моих аспирантов продолжалась семь-восемь лет (два года в бакалавриате, два года в магистратуре и три-четыре года в аспирантуре), в то время как сейчас в аспирантуру по IT-специальностям на три года принимают ребят, многие из которых не имеют научного задела и той «школы», которую я описал.

Этот конвейер проработал лет восемь, пока у меня не появились ученики, оставшиеся работать на кафедре, которым я передал для ведения этот курсовик, так как у меня было чем ещё заняться. Они были очень хорошими и талантливыми, но не безумными, и поэтому быстро свели его к выполнению десятка программистских заданий с автоматической их проверкой. При этом никакое обучение, тем более русскому языку и созданию проектной программной документации, они не проводили, а просто проверяли знания студентов в области программирования. «Конвейер» сломался, а я уже был не в том возрасте, чтобы его чинить. Хватит того, что показал, как можно использовать проектный подход при обучении программированию, и за это в составе авторского коллектива в 2008 году получил премию правительства России в области образования.

Возможно, у моих молодых последователей был свой мотив не мучить ни себя, ни студентов: они уже стали «жрецами, обладающими сакральным знанием», и решили не плодить себе конкурентов.

В последние годы я помогаю писать статьи и диссертации не моим «школьникам», а тем, кто закончил нашу кафедру после того, как «конвейер» сломался. При этом я делал по каждой работе сотни замечаний. Для упрощения «жизни» я написал большой текст «Универсальные советы защищающимся», который был значительно расширен по сравнению с текстом на эту тему, написанном в былые времена.

Теперь поделюсь фактами о том, что никакие тексты не заменяют многолетнего «живого» обучения.

Факт первый. Я предложил свою помощь в работе над статьёй одному сильному и старательному аспиранту, у которого не был руководителем. Я разрешил передать её в редакции после восьми (!) итераций, в которых мною было написано 231 замечание, причем в основном не про грамматические и пунктуационные ошибки. При этом статья увеличилась в объёме с шести до десяти страниц.

Факт второй. После того, как я эту информацию выложил в сеть, ещё один также не мой, но опять-таки отличный аспирант, сам посчитал число моих замечаний. Их оказалось 206. В статье тоже было порядка десяти страниц.

Факт третий. Я стал помогать ещё одному классному аспиранту, но на этот раз в работе над рефератом диссертации (у нас это не автореферат, поэтому он может быть весьма длинным). Вот как развивались события. Первая итерация: 37 страниц, 82 замечания. Вторая итерация: 39 страниц, 21 замечание. Третья итерация: 40 страниц, четыре замечания. Четвертая итерация: 43 страницы, 80 замечаний. Пятая итерация: 44 страницы, 43 замечания. Шестая итерация: 46 страниц, 23 замечания. Седьмая итерация: 48 страниц: 13 замечаний. На этом я закончил мучить аспиранта и себя, так как, по моему мнению, текст стал нормальным. Общее число замечаний: 266. Но оказалось, что это ещё не все замечания – когда начали писать статью про результаты, изложенные в одном из разделов реферата, началась восьмая итерация его правки…

Всё это произошло при условии, что, когда его руководитель (бывший мой аспирант) просил помочь этому молодому человеку, он охарактеризовал его, как весьма «упёртого», который обычно с чужим мнением не очень считается. В ходе описанной работы с этим молодым человеком я этого не почувствовал… Секрет прост: советы толковым людям нужно давать или по делу, или не давать вообще.

Остальные факты. То, что изложено выше, у меня бывает практически всегда, но раньше я никогда считал число итераций и число высказанных замечаний, а теперь решил посчитать и написать об этом, чтобы Вы знали, как пишут по-русски прекрасные IT-мальчики. Я думаю, что многие и не только мальчики, но и девочки, и не только из IT, пишут, документы значительно хуже.

В упомянутом выше реферате на третьей итерации, в которой было всего четыре замечания, я обнаружил, что одно из положений, выносимых на защиту, написано некорректно. Напоминаю, что аспирант во всех отношениях отличный парень, но оказалось, что и за ним нужен «глаз да глаз». Если Вы не такой отличный «парень», то за Вашей работой руководитель, если он может и/или хочет, должен следить двумя глазами одновременно, а то и бо́льшим числом глаз, если они у него есть :-).

Теперь слово по обсуждаемому вопросу одному их тех, диссертацию которого я правил:

«Спасибо за советы и рекомендации, стараюсь им следовать. Согласен с тем, что писать следует понятно и корректно – «по-русски». Но из-за отсутствия постоянной практики и правильной («поправляющей») обратной связи, конечно, сложно писать так, как Вы предлагаете, особенно делать это сходу.

Писать так, чтобы было понятно любому квалифицированному читателю – действительно, отдельная работа. Не раз отмечал, что многие студенты «замечания по оформлению» встречают с недоумением и просьбами «оценить содержание работы, а не форму представления», хотя погрузиться в содержание многих работ бывает трудно из-за непоследовательного изложения, без пояснения целей, раскрытия сопутствующих терминов, орфографических и пунктуационных ошибок, а также большого числа аббревиатур. При этом студенты пытаются рассказать написанное, что из-за отсутствия опыта также далеко не всегда позволяет понять, что же в работе сделано.

Лично я, действительно, часто ожидаю от читателя/слушателя достаточной степени вовлечённости, так как если я постарался, написал доклад и решил выступить с ним, или же написал большой текст и хорошо оформил его, то ожидаю, что слушатель/читатель тоже совершит усилие над собой и попытается понять мою работу, а может быть даже впоследствии и свяжется со мной. Это далеко не пять процентов работы с его стороны, как Вы пишете, а значительно больше.

Основной проблемой в рассматриваемом Вами вопросе считаю то, что многим «проверяющим» также обычно безразлична корректность написания представляемых им текстов (думаю, что это у них связано с наличием синдрома продавщицы: «Вас много – я одна» — А.Ш.). Во многом из-за этого у «писателей» возникает указанное отношение к текстам («сойдет и так», «зачем лишний раз стараться, и так поймут/зачтут/поставят «отлично» и т.п.).

При этом отмечу, что процесс обучения и отчётности в университете на протяжении бакалавриата, магистратуры и аспирантуры занимает ни много, ни мало – 10 лет. А когда приходит время показывать «серьёзную» работу (статью в хороший журнал, диссертацию) более ответственным «читателям» – тут-то и возникают разногласия и недопонимания типа «раньше всем было без разницы, а сейчас вдруг что-то в написанном мной не нравится».

Вот мой ответ: «Я много лет учил наших студентов писать, и у тех, кто под моим руководством выполнял курсовую (каждый студент нашей кафедры), бакалаврскую и магистерскую работы, при написании диссертации и статей в русскоязычные журналы указанных проблем практически не возникало. После общения со мной у персонажей, упомянутых в твоём письме, которые не прошли мою «школу», иллюзий по поводу написанного не оставалось, так как каждому из них я сообщал слова журналиста Анатолия Аграновского: «Кто плохо пишет, тот не плохо пишет, а плохо думает».

Упомянутые выше люди учились, и не сегодня, в лучших школах и лицеях страны, но это не спасло их от того, что изложено выше.

Приведу аналогию. Многие дети российских эмигрантов свободно и даже без акцента говорят по-русски, но читают и пишут на этом языке с большим трудом. В этом они напоминают российских программистов, которые обычно пишут по-русски ужасно, так как в их профессиональной деятельности это требуется крайне редко или не требуется вообще, да связно говорить и публично выступать многие из них не умеют.

Оптимистичное заключение. Известно, что некоторый траверс кажется невозможно взять до тех пор, пока его не возьмёт кто-то. А потом начинаются, иногда и с риском для жизни, массовые покорения этой вершины. Я в рассматриваемом вопросе показал, что научить несколько сотен молодых людей писать документы не только по-русски, но и по-человечески, возможно. Впрягайтесь, это получится и у Вас, тем более, что, когда я начинал это «восхождение» мне было уже пятьдесят пять лет!

От редакции. См. также: Язык нормативных актов РФ не соответствует нормам русского языка – ректор СПбГУ >>>